Проснулась, будто от толчка внутри. Сонными пальцами перевернула айфон экраном вверх — светится сообщение. «Надо увидеться. Сегодня. Сейчас. Выехал к тебе». Ответила, уронила телефон. Улыбнулась, потягиваясь. Соскучилась!
Весь месяц он вел себя странно. Терял нить разговора, вздрагивал от случайного прикосновения, пропадал на несколько дней и появлялся, как ни в чем не бывало. Все реже оставался на ночь, все чаще увозил к себе. Она не любила его пустую, аскетичную квартиру, не могла нащупать точку уюта. Обустраивала чувство дома, оставляла свои вещи. В верхнем ящике комода уже жила ее футболка, теплые носки, крем для рук, контейнер для линз и бутылочка раствора, зубная щетка, томик Мураками. «Не забыть купить вторую расческу» — подумала привычно, собирая волосы в пучок. И сердце глухо стукнуло: «Решил!».
Не чувствуя холода, прошлепала босиком на кухню. Достала турку, засыпала кофе, поставила на плиту. На соседней сковороде зашипело масло в ожидании яиц. Дважды посолила глазунью. Поставила масленку в шкафчик. Проморгала кофе, пришлось оттирать от пенки фасады молочной кухни. Пропустила пуговицу на рубашке. Долго не могла сообразить, одела ли уже контактные линзы, или нет. Контурный карандаш не попадал по губам. «Фу, черт, ну чего ты психуешь!» — а сама, закусив губу, смотрит на себя в зеркало перед выходом, и никак не решится провернуть ключ.
Что, если да? Не ври, что не примеряла его фамилию, не перебирала детские имена, не замирала перед витринами белых платьев. Ты ведь даже кольца носишь на любых пальцах, но только не на безымянном — ждешь. Ждешь, когда уже. Когда созреет. Когда решится. Когда твои заботливо накопленные рецепты превратятся в семейные обеды. Когда можно будет перестать скрываться, и познакомить с подругами, и сидеть в кафе, держась за руки, и гулять по городу, врастая друг в друга объятиями. «Вот-вот, вот-вот, вот-вот» — отбивало сердце ритм в унисон шагам, пока она спускалась по ступенькам. Жалобно вздохнула дверь, в лицо полетел дождь вперемешку со снегом, а она видела лишь белое пятно его автомобиля.
— А вот и я! — хотела впорхнуть в машину легко и прозвучать весело, а получилось почти с мольбой. Застыл, руки держит на руле, молчит. Молчат вдвоем. «Вот оно, вот оно, вот оно!!!» — танцует она внутри, — «Ничего не ляпни, не спугни, и, блин, не вздумай рыдать». Кашлянул, шелохнулся, потянулся за ее сиденье. Достал пакет. Снова замер, только беспокойные руки мнут крафтовую бумагу. «Ни фига себе упаковка для маленькой коробочки!».
— Я давно пытаюсь подобрать слова для этого разговора. — «Еще бы!»
— Я знаю, чего ты ждешь от меня, и я сам этого хочу. — «Вот и чудесно!»
— Но я не могу. Я увяз, заврался, мне тошно от себя. И… у нас с женой будет ребенок. Прости. Возьми. — Внутри еще бьются аккорды торжествующего марша, голова не успевает перестроиться с музыки сердца на смысл его слов, но руки живут своей жизнью. Берут протянутый сверток.
— Мне пора. — Он проворачивает ключ в замке зажигания, машина нетерпеливо дергается, как застоявшаяся лошадь. Она молча выходит, дверца почему-то не захлопывается с первого раза. Не слышит, как отъезжает машина. Негнущиеся ноги несут ее от парковки к дому, снежные капли обжигают руки, расплываются пятнами на пакете. Все еще не понимая, все еще надеясь, что он устроил сцену как в дурацком шоу, а внутри пакета все-таки спрятал заветную бархатную коробочку, она открывает его.
Футболка.
Теплые носки.
Крем для рук.
Контейнер для линз, бутылочка раствора.
Зубная щетка.
Томик Мураками.
Только расчески нет.
«Что там насчет не рыдать?..»