И вдруг ты заплакала во сне.
Я вздрогнул. Зелёная краска, из которой должен был вырасти кипарис, сорвалась с кисти на ситцевое небо Тосканы. Скрипнул отодвигаемый стул, застонала половица, вздохнули пружины — я старался не издать ни звука, но мастерская жила своей жизнью и не собиралась молчать даже ради тебя.
Ты лежала на боку, сжавшись в комок, лоб блестел, по щекам ползли слёзы. Вишневая скобка любимой губы кривилась и подрагивала. Медленно, не дыша, я коснулся твоего виска, прижал ладонь к лицу, вытирая большим пальцем теплые соленые ручейки. Ты приоткрыла глаза, и тусклый свет настольной лампы выхватил в них ускользающий морок кошмара. Одними губами сказал: «Я рядом. Спи» — и веки моргнули, выдохнули, сомкнулись.
Что снится тебе в эти душные летние ночи? Какие демоны пробираются в душу, заглушая свои шаги ворчанием грома? Кто причина этих фантомных болей, которые заставляют тебя метаться на изломе тьмы и света — каждый раз — как по будильнику?
Тебя не спросить. Прищуриваешь глаза, обдаешь зелёным жаром, драконьим ядом, силой всех известных миру цунами — и молчишь. Ходишь притихшая, роняешь чашки, спотыкаешься о книги на полу, смотришь в окно слепыми от боли глазами. Вечером вполголоса затеваешь ссору с котом за место в моем старом кресле, находишь очередной плед и отсыревший коробок спичек, чтобы зажечь свечи, долго возишься, устраиваясь удобнее — укладывая, как паззл, и кота, и свечи, и пластинки, и блокноты с какими-то дикими письменами, будто собираешься жить в этом гнезде вечно. И тут же: «Ой, вино забыла». Плесну мускат прямо в чашку, поднесу к королевству Старинного Кресла — и жду, пока из вороха складок шерстяного пледа покажется тонкая, почти прозрачная кисть, воровато цапнет чашку длинными пальцами, и утащит в свои владения без единого слова.
Утробный голос колокола сообщает о полуночи. К этому времени ты таинственным образом оказываешься в постели — в тех же объятиях пледа, кота и блокнотов. Не дыша, я возвращаюсь к своим холстам, и мысли заняты лишь кипарисами и теплой охрой тосканских пейзажей. До пяти.
А в пять утра ты плачешь во сне.